Книга Рождественский экспресс - Дэвид Бальдаччи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я хотела завести одного традиционным путем, а остальных усыновить – всех разом. И так вот моментально обрести семью.
Журналист провел рукой по своим волосам – он испытывал желание повыдирать их.
– Ушам своим не верю.
– А что, ты думал, мы так и будем ездить друг к другу от побережья к побережью, пока один из нас не умрет? Том, это не тянет на постоянные отношения.
– Согласен. Это и не было постоянными отношениями.
– Я понимаю, что взваливаю на тебя большую ношу. У тебя есть время подумать. До Лос-Анджелеса два дня пути. Обдумай все и потом сообщи мне.
– За два дня? Ты хочешь, чтобы я в течение двух дней сообщил тебе, хочу ли жениться и завести восьмерых детей?
– Ну, в зависимости от твоего ответа нам, возможно, многое предстоит успеть, так что да – расторопность бы не помешала.
Она поцеловала его в щеку и взяла его руки в свои.
– Так что ты хотел мне сказать?
В ответ журналист лишь уставился на нее с раскрытым ртом, не в состоянии вымолвить ни слова, поскольку никакие слова не выжили бы в разъедающей его горло кислоте. Они просто таяли, как снег на сковороде. Он повернулся к выходу.
– Куда ты?
Том вновь обрел голос:
– В бар.
– Когда вернешься?
– Через два дня.
Пока Том нетвердой походкой шагал в вагон-люкс, чтобы поддержать себя столькими порциями текилы, сколько сумеет выпить, «Чиф» несся к Лоренсу, штат Канзас. Этот город известен в первую очередь Канзасским университетом. Поезд доедет до этой остановки приблизительно в 1.30 ночи, за ней в два часа последует Топика, а потом – один за другим – Ньютон, Хатчинсон, Додж-Сити и Гарден-Сити – последняя остановка на пути к Колорадо. Остановка «Ла Хунта», место свадьбы, была второй по счету в Колорадо: приблизительно за два часа до того, как поезд начнет восхождение на перевал Ратона.
Шторм к этому времени полностью сформировался и, движимый яростными высотными ветрами, дрейфовал на юг и бился о неколебимые Скалистые горы. В этой местности снега выпало уже больше нормы, и горные вершины плотно укутались в белое. Ветра расшвыривали по сторонам часть падающего снега, однако в сводках не сообщалось о каком-либо серьезном ущербе, и следящие за перемещающейся массой из вихрей и холода синоптики не имели оснований полагать, что этот шторм чем-то отличается от своих бесчисленных предшественников.
Поезду придется взобраться на перевал Ратона, проехать идущим под этим перевалом тоннелем длиной в полмили и добраться до остановки в Ратоне. Как только «Чиф» выедет из тоннеля, он окажется уже не в Колорадо, а в Нью-Мексико. Там тоже прошли обильные снегопады. Вершины гор были укутаны многофутовым слоем затверделого снега, который не растает до лета. И даже летом – и круглый год – некоторые из высочайших пиков сохранят белые бороды. Избавиться от этих миллионов тонн снега будет непросто.
* * *
Элеонора бродила по поезду и старалась не разрыдаться. Она заглянула к отцу Келли – тот сидел в купе полностью одетым и читал Библию. Он пригласил ее войти. Женщина присела рядом.
– Не можете заснуть? – спросила она.
– Ну, Макс готовит холостяцкую вечеринку для Стива, а я набираюсь для нее сил, отдыхая. Знаете, когда у меня был приход, я работал по шестнадцать часов в день и спал оставшиеся восемь как убитый. Мой разум не замутнялся беспокойством благодаря Ему и благодаря тому, что я трудился все дни напролет. Теперь же, когда я, так сказать, вышел из строя, я уже так не тружусь и не столь нуждаюсь в сне. А поезд – умиротворяющее место, подходящее для чтения и размышлений. Все эти годы я проводил все время и мысли в заботах о проблемах моих прихожан и, пожалуй, уделял недостаточно внимания своим собственным. Поздновато уже в моем возрасте приходить к такому выводу, не так ли?
– Лучше поздно, чем никогда, – сказала Элеонора.
– Я видел Тома с той дамой, – вежливо заметил отец Келли. – Похоже, они очень хорошо знают друг друга.
– Так оно и есть. Они в некотором смысле пара.
– О, ясно.
Она посмотрела на Библию у него на коленях:
– Там есть какие-нибудь советы для разбитых сердец?
– Библия может справиться с любыми тревогами, Элеонора.
– Я регулярно хожу на службу, однако не уделяла Священному Писанию столько внимания, сколько следует. Быть может, мне стоит это изменить.
Он улыбнулся:
– Что ж, лучше поздно, чем никогда. Позже я обращусь к Нему и непременно попрошу благословения для вас. Даже пару благословений.
– Я очень признательна, отец.
– Говорят, во время рождественской недели могут случаться любые чудеса. Конечно, будучи священником, я считаю, что чудеса бывают когда угодно, однако, похоже, с приближением даты рождения Христа в воздухе витает больше обычного позитивной энергии.
– Интересная мысль, – неуверенно заметила женщина.
– Сейчас обстоятельства выглядят скверно, но вы будете удивлены, как быстро все может перемениться в делах сердечных.
– Собственно, этого я и опасаюсь.
– Там, где есть вера, нет места страху.
Элеонора слабо улыбнулась:
– Это цитата из какой части Библии?
Священник похлопал ее по руке:
– Это, дорогая моя, цитата из отца Пола Джозефа Келли. Бесплатный совет.
* * *
Роксанна проходила через вагон-люкс, напоследок проверяя, все ли в порядке, когда заметила по-прежнему уставившегося в окно Херрика Хиггинса. Она присела рядом.
– Херрик, почему не идешь спать? Я приготовила тебе место в переходном вагоне.
– Спасибо, Роксанна. Скоро пойду.
Она проследила за его взглядом, устремленным на падающий снег:
– Я на всякий случай разжилась в Канзас-Сити дополнительными припасами.
– Ты мудрая женщина. Предусмотрительность никогда не помешает.
– После всех этих лет в поезде вы начинаете нервничать, мистер Хиггинс?
Старик пожал плечами и улыбнулся.
– Быть может, я просто изобретаю поводы для беспокойства, чтобы снова почувствовать себя полезным.
Она положила руку ему на плечо:
– Им не следовало увольнять тебя: в этом были единодушны все, кто услышал об этом. Некоторым все равно, работать в поездах или где-то еще – их волнует только зарплата, но ты не из таких. Такие, как ты, вкладывают всю душу в эти огромные куски стали.
– И такие, как ты, Роксанна.
«Чиф» тронулся, а проводница ответила:
– Я занимаюсь этим уже кучу лет. Задаюсь вопросом, когда настанет пора сойти на последней остановке и считать дело законченным.